"Как научиться выступать публично?" от Е.Гильбо
«Как научиться выступать публично?» от Е.Гильбо
Евгений Витальевич, у меня вот какая наболевшая проблема в мои 18 лет. Социальная фобия(тревога), а именно: панический и неадекватный страх во многих социальных ситуациях- выступление перед аудиторией; смотреть человеку прямо в глаза; находиться в центре внимания; длительно о чем-либо рассказывать в компании друзей(к-рых по пальцам пересчитать), лишь вставлять редкие реплики. Начав публично говорить, сразу чувствую на себе внимание и взгляды окружающих людей и у меня начинаются соматические симптомы тревоги, такие, как сердцебиение, покраснение лица, дрожь, потливость(руки становятся ледяными), напряжение мышц, чувство «сосания» под ложечкой, сухость во рту, чувство жара, холода. В частности, у меня прогрессирует эрейтофобия. «Ненужное» внимание на этих физ. аспектах тревоги их только усиливает. Страх оценки (критики, осуждения, насмешки) другими людьми, избегание ситуаций, внушающих страх,- всё это порождает ужасный социальный дискомфорт и абсолютную неконкурентноспособность в обществе, в любви к противоположному полу. Как следствие от нереализованных возможностей, практически перманентная депрессия, я уже забыл, когда в последний раз я себя чувствовал счастливым. Читал, что данная болезнь лечится фармакотерапией ( наиболее эффективными препаратами явл. ингибиторы фермента моноаминооксидазы в центральной нервной системе — ОИМА и ИМАО) и /или психотерапией (например, групповые формы лечения). Что Вы думаете по этому поводу, как реально и как можно быстрее от этого избавиться? Какой уж здесь может быть личностный рост и лидерство, когда я «скован» такими удушающими цепями.
max
Помнится, некие герои английского писателя Джерома К. Джерома увлеклись изучением медицинской энциклопедии, в процессе которого обнаружили у себя все болезни, кроме воды в колене. Думаю, что любительское толкование своих проблем по учебнику психиатрии является занятием столь же непродуктивным.
Если кто-то скажет Вам, что у него в Вашем возрасте не было страха перед публичными выступлениями или общением с противоположным полом, что он не страдал от стеснительности — то он врет. Внешнее исключение составляют наглые подростки из танцевальных и театральных кружков, но и у них за кажущейся раскованностью обычно скрывается тот же страх. Однако, лечить его всякого рода химией совершенно излишне — его надо преодолеть и перерасти. А преодоление это достигается исключительно практикой общения, накоплением опыта.
В 17 лет, на первом курсе института, я очень стеснялся публичных выступлений. Было невыносимо думать, как я выгляжу, нет ли чего в одежде или прическе и т.п., в результате я сбивался и слова не мог подобрать. Просмотрел книжки по искусству публичных выступлений и убедился, что все они бесполезны.
Тогда я записался в школу политпропагандистов при райкоме.
Выступать нас там не учили, только давали вводные по очередным виляниям генеральной линии партии. Я взял повышенную нагрузку, выступал в школах, на предприятиях и даже в магазинах. Конечно, смущался поначалу до чертиков. В одной школе просто спасовал и сорвал лекцию, удержать внимание каждый раз было почти невозможно. В мясном магазине было проще: бабы жалели и давали дефициту...
Постепенно привык, и меньше чем через год уже мог выступать без запинки в любой аудитории и на любую тему, через два — уверенно держал зал в 2200 человек. Начал вести тренинги, появилась уверенность, спокойствие. Лет до двадцати была сильная вегетативная реакция во время жестких дискуссий, когда приходилось противостоять враждебному залу. Потом стало легко — будучи депутатом и лидером Дем. России часто приходилось давить враждебный зал — и у меня это получалось (кроме самого первого случая, когда я оказался абсолютно не готов к происходившему).
Такие же проблемы у меня были с телевидением. Первые годы я панически боялся камеры и особенно прямого эфира. Каждый раз сам сидел на монтаже и доводил режиссера требованиями вырезать тот или иной кусок, где я не так махал руками или мне не нравилась мимика. Вечные заботы о том, как выгляжу приводили к массе беспокойных жестов — и выглядел я по-дурацки.
В результате несколько лет меня не снимали вообще. Потом как-то довелось делать передачу с хорошим режиссером-документалистом (он на телевидении прирабатывал случайно — обычно такие профессионалы там не работают). Он умудрился вытянуть из отснятого материала больше, чем там было, подав меня в очень выгодном свете. И он же объяснил мне, что зрителям плевать, как я выгляжу — главное, как я говорю. С тех пор я чувствую себя перед камерой совершенно спокойно.
Во время моего первого прямого эфира — в городских новостях — перед самым его началом известный пожилой ведущий, который вел эти новости, кажется, с самого их основания в 60-е годы, вдруг набросился на меня и наговорил всяких гадостей по поводу депутатов вообще и меня в частности. Я взбесился и мы резко поругались, в этот момент и начался эфир. Когда дошло до моего выступления, я уже ожидал от него всяких гадостей и выступил весьма агрессивно (выступление вышло хорошим). После эфира он мне сказал: «Ты извини, я всегда ругаюсь с кем-то перед эфиром. Без этого не могу — если не на взводе, эфир не получается: боюсь и мямлю...»
Те же проблемы были у меня и с радио — опасения по поводу голоса, тона, дыхания и т.п. На городском радио приходилось мои утренние «выступления в прямом эфире» записывать с вечера и монтировать, а утром я их слушал с опасением. Потом меня стали таскать в прямой эфир на УКВшную радиостанцию, где я отвечал в прямом эфире на вопросы по телефону. Аудитория была на порядок меньше, чем у городского радио, студия попроще, народ слушал в основном в автомобилях, и я почувствовал себя раскованнее, стал прикалываться и т.п. С тех пор без проблем выступаю в прямом эфире не только на городском радио, но даже и в студии вещающего на полмира радио «Свобода».
То же самое было с журналистикой. Мне было трудно писать — я только в старших классах стал получать пятерки за сочинения, а до того выше трех не имел. На первом курсе института я пошел в институтскую газету. Поначалу все мои материалы правили по причине косноязычия, на меня обижались интервьюируемые, материалы высмеивались на редакционных совещаниях. Но я продолжал писать. Через несколько лет я стал лучшим комсомольским журналистом Ленинграда, а в годы перестройки приобрел известность не только оригинальностью тем, но и блестящим стилем, умением стилизации, легкостью переходов от раскованной бытовой речи к строгому научному стилю или манере дореволюционных писателей.
Так что трудности в той или иной коммуникативной сфере преодолеваются практикой и опытом. Главное — не внушать себе, что твои проблемы уникальны, непреодолимы и вызваны болезнью. На самом деле их источник просто в отсутствии опыта, который приобретается в реальном общении и в коммуникативных тренингах.
Думаю что главным сковывающим моментом является приписывание Вами сверхценности актам выступления, общения, знакомства. Соответственно и возникает панический страх провала. На самом деле гораздо проще заранее подвергнуть рациональной оценке возможные последствия провала (подумайте, почему Вы этого избегаете?). Вас съедят? Разорвут на части? Будут потом показывать пальцем как на ошибку природы? Скорее всего, на Ваши ошибки не обратят внимания просто потому, что людям в высшей степени не до них — своих проблем хватает. А если даже и обратят — через минуту забудут потому, что для них это не является предметом интереса и потому значения они этим ошибкам не придадут.
А кто обращает внимание на ошибки общения? Кто фиксирует на них Ваше внимание, раздувает их значение? Это Ваш внутренний надсмотрщик, цензор бессознательного, который тормозит Вас таким образом в те самые моменты, когда Вы хотите сделать что-то, что продвинет Вас вперед, расширит Ваши возможности, повысит социальный статус и т.п. Вот тут-то он и начинает: «Да куда ты лезешь? Да с твоим-то неумением выступать, да с твоими болезнями из учебника психиатрии, да с твоими {вставить по вкусу} — и ты еще куда-то лезешь? Сиди тихо, а то сейчас как голос сорвется, ка-ак над тобой все будут смеяться! Это же всем на смех — чтобы ты да куда-то вылез, кроме как куда тебе укажут.»
Надсмотрщик проецирует себя на окружающих и убеждает Вас, что их реакция на Вас и их оценка Вас будет такой же, как и у него. На самом деле оценка будет совсем другой — люди бессознательно постараются вычленить в Ваших словах и действиях что-то, касающееся их лично, из чего они могут извлечь выгоду или почуять опасность, а все остальное пропустят мимо внимания или забудут. Реальная оценка Вас любой реальной группой существенно отличается от прогнозируемой надсмотрщиком.
Чем больше Вы будете подвергать ситуацию рационально критике, тем меньше будет та сфера, где правила устанавливает надсмотрщик. Поэтому есть два правила преодоления описанного Вами синдрома:
1 Все время делайте то, чему хотите научиться. Если долго мучиться, что-нибудь получится.
2 Все время подвергайте рациональной критике свои страхи, опасения, возможные варианты развития событий — чтобы убедиться, что выигрыш в случае активности обычно превышает возможный проигрыш.
