«Немецкий след». Это не про факты, это про сознание. Из книги Радмира Кильматова «Антидот»

Зачем нужно снова рыться в прошлом, дышать плесенью и нафталином?
Ведь прошлое — оно уже случилось, и надо смотреть не назад, а вперед.
Но дорога в будущее — проложена не самим человеком. Ее проложили предки, политики, СМИ — и человек часто даже не задумывается, по какой дороге идет.

И если оказывается, что дорогу проложили по вранью и по слухам, может оказаться так, что человек и общество идут по одному кругу. Тогда бывает полезней сойти с колеи в сторону, осмотреться и перевести дух. Оценки нашего прошлого вычеркнули из нашего сознания мощный пласт нашей культуры, потеряв который — мы потеряли опору для движения вперед.

С началом Отечественной войны вспоминать «немецкое» можно было только в отрицательном ключе. Однако существует много фактов, которые дополняют существующие представления о корнях и Истории.

Историки избегают упоминать, что Первая мировая война стала первой войной русских с немцами за полтора века. С перерывом на семилетнюю войну и воцарение Петра III, но два народа всегда были союзниками. Правители народов обычно были кузенами, а жены – родными сестрами. Немцы на территории Российской империи – жили рядом с русскими, хотя и не смешиваясь. А на территории современной Германии число славянских/ русских топонимов — едва ли не больше, нем собственно немецких.

Люди жили вместе, и имена «немец» и «русский» скорее относились к сословиям, чем к народам. «Немцами» называли инженерное и промышленное сословие – вообще, «русскими» – земледельцев и купцов. Немцами в большинстве своем была военная аристократия. На этих двух языках и их диалектах говорили повсеместно.

Как же прошло «завоевание» немцами России, и почему следов этого завоевания нет в истории? Историю восстанавливают по конфликтам. Если не было повода для конфликтов — то откуда взяться воспоминаниям?

Именно немцы принесли в Россию промышленные технологии, сделали дешевыми и доступными важнейшие для русского быта товары. Немцы принесли технологии. Благодаря их мануфактурам и прокатному листовому железу — появилась пила для раздела древесины. Появилась лопата — вместо громоздкой мотыги. Немцы принесли фабричную технологию производства проволоки и гвоздей. Эти товары намного повысили производительность труда, сделали доступней для простого человека еду и жилье.

Немецкие машины сделали возможным пароходное сообщение по рекам, только благодаря чему стала подниматься торговля. Возникли регулярные поселения на торговых путях.

Это сотрудничество развивалось и укреплялось весь 19-й век, потому что было выгодным для обоих народов.

О близости двух культур говорит и то, чего нет в других языках. Казалось бы, абсолютно разные страны, народы, языки, а почти все русские идиомы имеют точные немецкие эквиваленты. И наоборот.

В социальной иерархии немцы были заметно выше, однако эту тему не поднимать запрещалось. Проглядывалась Высочайшая воля. Славянское население было понижено в правах относительно «титульных» народов и в Австро-Венгрии. Но Россия — была частью другой страны. Прусский парламент существовал уже в 1860-е годы, а его русский «брат» появился на полвека поздней. Как так? Потому что «прусских» институтов управления — хватало на две страны. Так случается при колониальной экспансии.

Петербург был центром немецкой экспансии. Столица была как немецким, так и русским городом. Немецкая династия, вокруг Ингерманландия, немецкой была богатейшая провинция на Волге. По немецки говорили в Польше и Прибалтике, и хотя международный документооборот оставался на французском, и на латыни изучали науки… основным языком в университетах тоже был немецкий.

Немцы были везде. Среди министров, промышленников, ученых до начала 20-го века – почти половина носила немецкие фамилии. Во главе русской армии были немцы, и русская армия вместе со своими генералами участвовала в немецких войнах. Дети в гимназиях учились на немцев. Городская культура Российской империи выросла на образах немецкой культуры, и жители городов походили больше на «немцев», чем на остальные 80% населения Российской империи.

Какие еще признаки нужны, чтобы признать, что не было независимости, а был колониальный статус, где немку Екатерину — немцы- управляющие по-туземному объявили «матушкой-царицей».


Как это случается с близкими людьми, оба народа одновременно тянуло к друг другу и одновременно многое друг в друге отталкивало. Считается, что к 1914-му году Германия была абсолютной монархией, а Россия – конституционной. Но даже властительные кузены не ужились и зарубились между собой так, что в клочья развалились обе империи. Или все таки, одна развалилась. Если считать колонию — частью метрополии. А русскую императорскую ветвь (где 63/64 по крови были немцы)— считать частью немецкого императорского дома.



В России кипели философские споры по национальному вопросу. Западники, славянофилы, либералы, масоны, армия. Одновременно в Германии вокруг понятий народ, община, семья, личность – прошло объединение Германии, возрождение немецкого языка и традиций, экономический рывок.

Царизм предложил для народа модель «Православие, самодержавие народность». Но общество тяготилось «немецкостью» строя. Не принятие немецких моделей — было элементом принадлежности к образованной элите. В британских и английских масонских ложах России развитие национального вопроса шло от отторжения «немецкости» и самодержавия.

«Разворот» Александра III от либерализма в сторону национальной русской идентичности – не был чем-то исключительным. Подобный ренессанс национальных идей зазвучал в конце 19-го века по всей Европе от России – до Британии. Немцы противопоставляли себя «дремучим» русским, беспечным французам, коварным британцам, надменным австрийцам, туповатым пруссакам. Русская идея получила подкрепление за счет общественного протеста против экспансии «онемечивания», бюрократизации, обезличивания социальных отношений.

Национализм поддерживался Властью. Разжигавшееся Первым Интернационалом во второй половине 19-го века межклассовое противостояние — несло опасность для элит по всей Европе. И чувство классового протеста – гасили об тех, кто говорил на другом языке и далеко жил. Элиты межнациональное противостояние устраивает больше, чем межклассовое. Политику создают те, кто оплачивают музыку. Альтернативы национализму были еще хуже, о формах симбиоза тогда никто не задумывался. Элиты «вложились» в национализм — и меньше полувека спустя именно национальный вопрос взорвал и смел Европу.


Многие из социальных достижений русского и немецкого народа — похожи: общинный уклад, доступное и качественное образование и медицина, прогрессивная наука и технологии, традиции государственности – опирались на все части совместной жизни. С возникновением противостояния между немцами и русскими – народы «шарахнуло» в сторону друг от друга. Опора исчезла. «Социальные технологии» растворились, и пострадавшие народы понесло «в разнос».

«Русская болезнь и немецкая революция//
Или немецкая болезнь и русская революция»?

Историки не любят вспоминать, что когда в Первую мировую войну русские воевали с немцами, за три года линия фронта почти не изменилась. На фронтах доходило до остервенения. Но были и братания солдат. Было немецкое наступление, но было и бегство от нежелания с ними воевать. Брестский мир, русские территории и продукты — помогли Германии. Но войну она все равно проиграла. Разогретый ею же пожар русской революции – перекинулся обратно в Германию.

Парламенты немецких земель отказали Кайзеру в доверии, он был вынужден просить мира. Слабостью кайзера воспользовались банкиры и партии. Система обвалилась так же стремительно и неожиданно, как в России. Ни один британский или французский солдат не пересек немецких границ, но Германия стала представлять собой лоскутное одеяло странных демилитаризованных территорий. Черчилль требовал выдать и повесить кайзера. Но тут уже сплотились и возмутились немцы. Армия обеспечила ему безопасность. Кайзер отрекся и уехал в изгнание в северную Голландию.

В первые годы после революции связи с Германией оставались, но отношения стали неровными. Немцы раздражали. Вроде бы классово чуждые, вроде бы полезные, но…

Коминтерн во главе СССР был над-колониальным институтом, работавшим на немецких социальных технологиях того времени. Основным языком в Коминтерне был немецкий. И экономический подъем в советской экономике опирался на «немецкие» планы и технологии.

Связи Коминтерна с Германией были прочными. И только когда Коминтерна не стало, а потом Гитлер и война – в СССР возникла сильная антинемецкая истерия… Вспоминать немецкое добрым словом стало означать подрыв, сомнение, словом, готовый состав преступления.


В годы Великой Отечественной войны советские граждане в буквальном смысле пропитывались ненавистью против немцев. Люди «выжигали» внутри себя часть собственной культуры, которая была как-то связана с Германией и как-то походила на немецкую…

Но помимо «внешнего немца» был «внутренний немец», «немец внутри каждого».

Это не того немца, который (в виде немецкой династии) уничтожал внутри страны любое сопротивление. А того немца, который создавал в России лучшие в мире науку, медицину и образование, строил передовые заводы, самые протяженные в мире железные дороги… того «внутреннего немца», стерев которого внутри себя, мы потеряли часть самих себя.

«Убей немца!» — таким был главный пропагандистский лозунг в годы Великой Отечественной войны.

Лозунг появился в июле 1942 года «для активизации ненависти к противнику». Немного странно, что потребовалось 13 месяцев — для того, чтобы сформулировать этот тезис, а песня «Священная война» появилась уже в первые дни войны. Но такова легенда.

В основу лозунга легла фраза из стихотворения Константина Симонова «Убей его!» (18.07.1942) и статьи Ильи Эренбурга «Убей!» (24.07.1942). В антинемецких кампаниях принимали участие и другие советские писатели, поэты, художники. В советских газетах были созданы специальные рубрики (одно из названий «Убил ли ты сегодня немца?»), в которых публиковались письма-отчёты советских бойцов о количестве убитых ими немцев и способах их уничтожения.

Эренбург: Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружьё. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьёт твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьёшь немца, немец убьёт тебя. Он возьмёт твоих [близких] и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоём участке затишье, если ты ждёшь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!

Зачем вспоминать про это?
Здесь про то, что было стерто в нас —
и что нам следовало бы знать о наших корнях...

По воспоминаниям Ильи Эренбурга, он хотел развеять существовавшие (у значительной части советских солдат) иллюзии о том, что, если «рассказать немецким рабочим и крестьянам правду, то они побросают оружие», что «миллионы [немецких] солдат идут в наступление только потому, что им грозит расстрел»:

"""""В начале войны у наших бойцов не только не было ненависти к врагу, в них жило некоторое уважение к немцам, связанное с преклонением перед внешней культурой. Это тоже было результатом воспитания. <…> Помню тяжелый разговор на переднем крае с артиллеристами. Командир батареи получил приказ открыть огонь по шоссе. Бойцы не двинулись с места. Я вышел из себя, назвал их трусами. Один мне ответил: «Нельзя только и делать, что палить по дороге, а потом отходить, нужно подпустить немцев поближе, попытаться объяснить им, что пора образумиться, восстать против Гитлера, и мы им в этом поможем». Другие сочувственно поддакивали. Молодой и на вид смышленый паренек говорил: «А в кого мы стреляем? В рабочих и крестьян. Они считают, что мы против них, мы им не даем выхода…» <…>

Я должен был предупредить наших бойцов, что тщетно рассчитывать на классовую солидарность немецких рабочих, на то, что у солдат Гитлера заговорит совесть, не время искать в наступающей вражеской армии «добрых немцев», отдавая на смерть наши города и села. Я писал: «Убей немца!»"""


В послевоенной немецкой прессе Эренбурга часто изображали идеологом уничтожения немецкого народа, призывавшим к поголовному истреблению немцев. У нас считается, что его высказывания вырывались из контекста и обычно не очень точно переводятся… Потому что Эренбург был официальным лицом не только советских писателей, но и всего советского государства. И для достижения трудной Победы путем величайшего напряжения внутренних сил — надо было растопить в каждом человеке животные инстинкты.


Но про немцев внутри нас — это, конечно, важно.
Однако намного важней не про немцев...

В годы «ельцинской де-коммунизации» жители России похожим образом выжгли внутри себя — почти все, что было связано с коммунистической идеологией, и практически потеряли то ценное, что дали нам полвека существования в СССР.

Идеалы социальной справедливости из СССР — стали вызывать усмешки. Тезисы про обязательства власти перед народом — были осмеяны и похерены. Правящая хунта отдала близким к власти мародерам экономическое достояние, которые было построено за несколько десятилетий общего труда нескольких поколений. Важнейшие мысли философов прошлых веков про равенство всех граждан перед законом — были растоптаны при молчаливом одобрении «новых элит».

Выводы?
наверно в том, что нужно раскопать в себе не только немца.
Но и что-то еще.
Чтобы кто-то со стороны не закопал нас самих.



Часть собственной культуры у каждого из народов оказалась «вражеской», и была скомпрометирована. Из-за политики, истерии СМИ и бытовой неприязни у обоих народов оказалась стерты части общего наследия. На опустевшее место вылезли разного рода «сублиманты» и химеры массовой культуры.

Немцы мучаются без русской «задушевности». От границ — при полете мысли. А русские потеряли среди своих архетипов педантичного немецкого инженера, жесткого, но компетентного справедливого лидера. Это место заняли разухабистые балаболы-харизматики с киевским и днепропетровским говором. С хорошими, но – с другими традициями, иными принципами выживания, другой системой ценностей. Где в цене сиюминутные выгоды, где не ценятся наука, культура и образование.

Когда в конце 1930-х в СССР закончился интернационализм, прусско-немецкий след в истории России окончательно затерся. А этой «ниточкой» держались за Российскую империю – Финляндия и Прибалтика… И исчезли немецкие корни — цепляться прибалтам дальше оказалось не за что…

Поминать о немецком не следовало, потому что русские и немцы стали не «те».
Однако остались «немцы внутри». Внутренние немцы. Сохранившееся влияние тех, кто столетиями жили рядом. Чьи ремесленные технологии три века назад сделали доступными едва ли не для каждой деревенской семьи – топор, пилу, лопату. Благодаря которым люди смогли переселиться и жить в странах с холодным климатом. На чем возникла и поднялась русская деревенская культура. И вместе с ней — города, дороги, заводы. Традиции ремесленной и заводской культуры. Через сделанные из немецкой фанеры — русские музыкальные инструменты и сделанные на немецких токарных станках — складные куклы-матрешки.

Возможно, осознание в себе немецкой основы, этакого немецкого «костяка» сделает его носителей крепче, надежней, педантичней.

«Немецкая сборка» делает даже владельца машины – уверенней и умней. И когда свой «Внутренний немец» проснется, он будет авторитетом – даже для «немцев внешних»…

из книги «Антидот»Гл.2. — Радмир Кильматов

radmirkilmatov.livejournal.com/67836.html