Рай и пенсионный возраст. Рассказ. - 2ч.
Рай и пенсионный возраст. Рассказ. — 2ч.
начало — здесь
— Отойдём, Серёжа — огромный воин, нос картошкой, стрижен под горшок, лицо весёлое и хулиганское, нежно взял меня за ручку и отвёл в сторону. Мы сели на кучу свежеошкуренных брёвен, сваленных у самого красного шатра. – Могу за мороженым сгонять, могу на вопросы отвечать. Что хочешь, Сергуня? – очень по-доброму спросил Василий Буслаев.
— Хочу знать — ответил я твёрдо, — Что есть мир, как он устроен и что из этого следует?
— Конкретнее?
Вот, ладно, мы в Доме Воина, как сказал дядя Чапай. Отсюда идёт воля народу жить и драться. Здесь обретают только русские?
— Все кто боролся за государство, ставшее Россией — мягко поправил меня Василий.
— Понятно. А есть, значит, дома немецких воинов, французские, и так далее.
— Есть.
— А у римлян, вавилонян, афинян, шумеров, места для воинов в таких домах есть? Что делают воины из домов воинов исчезнувших народов? — спросил я, пересаживаясь на бревно повыше.
Василий уважительно посмотрел на меня. Сказал: — У Фёдора Леонтьевича смышленый внучок. Жаль, Серёжа, что не могу увидеть тебя в истинном виде. Отвечаю. Как устроена вселенная, откуда всё пошло ты, ясен пень, знаешь?
— Первоатом, большой взрыв, всё время расширяющаяся из этого атома вселенная?
— Псевдонаука, Сергей! — Василий с ужасом смотрел на меня. – Нет! Всё не так! — Он наклонился и горячо и громко зашептал, оглядываясь осторожно по сторонам.
— В начале ничего не было. Была тьма и хаос. Хаос, это когда всё изменяется мгновенно, и ничего нет потому, что ничто не успевает во что-то превратиться. Я для тебя не слишком сложен?
— Нормально — ответил я, привязывая шарик к левой руке. – Я люблю всякие такие теории почитывать.
— Это не теория! Потом Господь, который, то ли всегда был, то ли хаос в какой-то точке случайно застыл и остался чем-то, осознал себя и составил план, как ему действовать, чтобы и дальше быть. Хаос-то страдает, когда что-то есть, и стареется это что-то сделать ничем. Понятно?
— До самой сути понятно. Жарко только.
— Ещё мороженого?
— Я бы, дядь Вась, пивка холодного, светлого, малоалкогольного попил бы.
Василий Буслаев осуждающе оглядел меня, мой красивый матросский костюмчик и воздушный шарик, смолчал, откуда-то из-за спины вынул слегка облупленную железную армейскую кружку и подал мне.
— Квас. Холодный, ядрёный, не простудись. И вот он, Создатель, действуя согласно плана, начал упорядочивать ничто, лепя из хаоса пыль звёзды планеты и, вообще, материю! А со стороны кажется, будто нечто взорвалось и разлетается. Ну, сам подумай, каким должен быть первоатом, в котором заключена материя всего, что сейчас разлетается? Ну, бред, ведь, ненаучный, Сергей! Согласись.
— В школе нас по-другому учили.
— Ну, ясен пень, а ты меня слушай! Господь упорядочивает пространство, а хаос сопротивляется, зверюга!
Ренегаты тёмные к нему примкнули. Бесы, ещё всякое жутьё, хулящее творение. Зверь из Бездны, Левиафан с Бегемотом, которые, вообще, непонятно что. Лилит хвостом вертит больно. А я дак считаю, что помимо Творца и хаоса есть ещё нечто фундаментальное, и даже не одно, просто не нащупывается пока. Такая пошла зарубаловка! Господу помощники потребовались! Короче, все мы дети Творца, все при деле. Герои твои римские и вавилонские, кто на нашей стороне были, на внешних фронтах вместе с боевыми ангелами и другими сейчас с исчадиями насмерть бьются. На Земле война идёт. Одни за тьму, другие за свет. Мы вам волю к борьбе гоним, тоже участие в битве принимаем. Пока народ есть, мы нужны здесь. Нет народа, нет его государства, не нужны примеры доблести предков, мы уйдём на внешний фронт. А ты как думал? Закон сохранения полезного ресурса. А старое место истлевает, ясно дело. Без почитания доблести предков народы не живут. Понял, как мир-то просто устроен, Сергуня?
— Ну, в принципе — ответил я негромко, передумывая свалившуюся мне на ум такую любопытную концепцию мироустройства. Ещё отпил из зелёной солдатской кружки замечательного кваса и спросил: — И что?
— А то! Сталин прибыл, побежали слушать. — Буслаев взял меня на руки, и пошёл, словно броненосец, рассекая кольчужным плечом воинов, стремившихся как и мы к месту у входа в главный красный шатёр. Там уже высился деревянный некрашеный помост, высотой метра два, на котором стояли виденные мною маршалы, генералы и князья. По центру переминался с ноги на ногу Сталин. Он был в своей вечной шинели, хотя вокруг тепло, в военной фуражке со звездой, но без трубки. Он внимательно смотрел сверху на собирающихся воинов и что-то негромко говорил рядом стоящему Жукову.
— Вася! Буслаев! Иди сюда! – властно скомандовал Георгий Константинович, увидев в толпе нас. Василий по крепкой лестнице взошёл на помост, подошёл ближе к Жукову. Стоящие рядом потеснились, и дали нам место.
— Пресса прибыла, товарищ Сталин! – сообщил, чуть насмешливо, Жуков.
Сталин внимательно и доброжелательно посмотрел на меня и сказал: — Хорошо, товарищ Жуков. Как всегда, Фёдор Леонтьевич нас не подвёл. Товарищ Буслаев, посадите прессу на плечо. Он должен всё хорошо видеть, и армия должна его тоже видеть. Это очень важно.
Буслаев одним движение поднял и усадил меня на левое плечо. Жестковато, конечно, плечо у Василия мускулистое, да ещё железной кольчугой обтянуто, зато вид открылся! Всюду, куда доставал глаз, стояли молча мужчины – воины. От них веяло такой сияющей мощью, что смотреть в их сторону без зажмуривания, для меня было трудно.
Сталин откашлялся и негромко заговорил. И было понятно, что всё это огромное собрание его прекрасно слышит.
— Воины. Друзья мои. Вы знаете проблему, с которой я ходил к Владимиру Ильичу. В России изменилось отношение к ратному подвигу своих защитников. На деньги государства снимаются дурацкие фильмы, пишутся дурацкие книги, где наши полководцы объявляются бесталанными, воины – горемычными. Конечно, в основном это касается бойцов и командиров Красной Армии, доблестно победивших в гражданскую, и маршалов и солдат, победивших в Отечественную войну. И причину этого разгадать не трудно. Ещё живущие прое…ли все наши завоевания справедливой жизни, за которые свои жизни положили миллионы граждан. Они их отдали за мир, где хозяином страны, её героем, стал работающий человек. Человек развивающийся духовно и интеллектуально. Они заменили такого человека на безмозглого потребителя, они потеряли территории, бесплатное жильё, образование, медицину, высокую культуру! Злосчастные, они даже пенсионный возраст отстоять не могут. На фоне нашего поколения их просто нет!
Сталин сделал паузу и внимательно оглядел огромную массу, стоявшую в напряжённом молчании, отважных и преданных сынов России.
— Как мы сумели оставить такое слабое поколение? И глупое! Связать дважды два. При усиливающейся авторизованности и роботизации промышленных процессов, они не могут содержать пенсионеров и подымают срок выхода на пенсию, а наша плановая экономика таких проблем даже не замечала! Мы дискутировали вопрос, как лучше — убавить рабочий день или сделать ещё один день выходным! Мы считали, что человек, помимо работы, должен заниматься саморазвитием, ибо в этом смысл — развивать и делать человека выше. Время нам досталось страшное, войны и войны, разруха и вечное восстановление разбитого войной. А мы полетели в космос! Создали ядерный щит! И если их частная экономика делает так, что на многих местах люди уже работают больше восьми часов, если на пенсию они хотят выпускать в шестьдесят пять – почему эти люди полагают, что рыночная экономика лучше плановой? Они глупы? Они слабы!
Иосиф Виссарионович, остановился, достал неторопливо из под трибуны стакан с водой, отпил, продолжил.
— У государства пропало мужское лицо. У них не мужская культура! Мальчиков растят как девочек. Постоянные унижения нас, ушедших. Вдруг, в Перми, запрещают на шествие полка знамя Победы! Кто эти люди? Что они будут делать, если в Россию придёт война? Они пойдут на фронт? Почему на них никто не обращает внимание на уровне страны? Да потому, что не терпят они красный цвет! Жадность и глупость одолевает. И что нам делать? Впрочем, мы обсуждаем с вами эту проблему уже не один год. Но, назрело. Смотреть, как безропотно, под копошение на своих дачных грядках, спускают в унитаз то, за что были положены неимоверные жертвы! Я не про возраст выхода на пенсию говорю. Они отвернулись от человека. От его высших запросов. Пенсионный возраст – это знак. Они чужие!
Мне стало больно. Василий держал меня за ноги, и на последних словах Сталина так напрягся, что сжал сильно мои лодыжки. Всё войско не шевелилось и напряжённо ждало решения. Генералиссимус Суворов, стоял рядом со мной. Он был бледен, глаза его горели яростью, слёзы катились по его щекам.
— Зачем нам сидеть здесь, без дела, когда во вселенной столько настоящей, нужной, мужской работы? Я говорил с Владимиром Ильичём. Он согласовал вопрос с Самим, небесной канцелярии дано указание организовать процесс в нужном для всех ключе. Будут удовлетворены все стороны.
Сталин сделал паузу и внимательно оглядел собравшееся войско.
— Итак. Разрешено, при живом ещё этносе, покинуть Дом Воина и убыть на внешний фронт всем кто считает, что его воля не востребована страной. В первую очередь это касается командиров, комиссаров и красноармейцев Гражданской войны. Воины, политработники и полководцы Великой Отечественной — на ваше усмотрение. Кто считает себя невостребованным, оклеветанным, всем в поход. Кто ещё надеется на лучшее – оставайтесь. Разинцам, Пугачёвцам, Болотниковцам и воинам других народных восстаний — с нами, в поход на окраины вселенной. Вообще, всем желающим, считающим себя невостребованными, разрешено идти в поход.
Толпа выдохнула и началось шевеление. На помосте кто-то коротко простонал – м-м-м …ть!
— Чтобы погасить ненужные страсти — твёрдо и как-то успокаивающе, сказал Сталин, — Нам обещано. Поскольку народ и государство ещё есть, мы можем вернуться. Если они ещё живые – мы им понадобимся. В случае нужды, они могут нас позвать. А мы можем вернуться. Если захотим. Насчёт Донбасса. Разрешено установить на них прямой канал. Он будет получать волю от нас, где бы мы не были и столько, сколько запросит.
Сталин допил воды, поставил стакан, снял фуражку (она, как ни странно, была какой-то ношенной — переношенной, выцветшей, как и шинель, я же рядом, я вижу) осмотрел её, опять одел, вздохнул и решительно сказал: — Что ж, вопрос вами уже обдуман, потому, кто остаётся — прощайтесь, и сдайте назад. Кто уходит, маршалы и офицеры — стройте колонну.
Внизу началась великая суматоха. Словно войну разворошили. Люди стали бегать, кого-то звать, многие стали обниматься и целоваться. Послышались повелительные возгласы командиров. На помосте тоже начали обниматься и целоваться. Генералиссимус Суворов расцеловался троекратно с маршалом Жуковым.
— Жаль, Георгий! Буду молиться, чтобы вернулись — говорил сквозь слёзы Суворов, и утирал рукавом колючего расшитого мундира глаза.
Кутузов прощался, обнимаясь со Сталиным, тоже плакал. Князья и генералы обнимались с маршалами, что-то говорили задушевное, троекратно лобызались.
— Вася! Дай мне с внучком попрощаться! – крикнул Фёдор Леонтьевич, перекрывая мощью голоса поднявшуюся вокруг суету. Дед стоял у помоста и протягивал ко мне руки. Василий перегнулся через помост и бережно отдал меня деду. Тот, со мной на руках, отошёл в сторону от суматохи. Поставил на изумрудного цвета траву.
— Ну, вот, Серёжа, давай прощаться будем. Я тоже ухожу. А ты сделай обязательно то, ради чего ты здесь. Обязательно опиши этот момент и предупреди ещё живущих – мы ушли. Не все, но самые самые. Это для вас очень опасно. Ты не представляешь, Сергей, как я боролся, чтобы этого не случилось, но, не смог. Трудно удержать разозлившихся героев. Ой, как трудно! Я не смог. И не только я.
— Дед. Ты прости меня. Ну, ты знаешь за что. Когда ты помирал. Глупый я был. Молодой, глупый.
— Ладно, проехали. На тебя у меня обид нет, за государство обидно! Такую идею загубили, душегубы! Жалко, не к нам они попадут. Им противоположная сторона места обустраивает. Некоторые уже парятся. Ну, ладно. Встретимся на поле боя – спросим! А ты ничего такого не успел натворить, чтоб тебя на светлую сторону не взяли?
— В перестройку, раз, отцу сказал, что все кто с головой, все могут теперь миллионерами стать. А кто без головы, его проблема. Захотят жить — выживут. Отец тогда здорово на меня разозлился. Содействовал, получается.
— Это морок. Его на всю Русь опускали. Это простят, если действительно жалеешь про ту дурость.
— Дед, подожди! Я же не узнал главное! А как тут родители мои? А другой дед, он тоже фронтовик. А бабушки, дядьки, тетки? Дядя Вася с тётей Катей? Иван Семёныч с тётей Зиной?
— Главное ты видел. Остальное тебе знать до срока не положено. Всё хорошо, Сергей. Встретитесь ещё.
— В раю?
— Да откуда ж я знаю, Серёжа, как твоя судьба сложится? Создатель дороги стелет, а далее твоя воля, как проживёшь. Но уж после Воскрешения-то точно встретитесь! Тогда все встретятся.
Запела, заиграла труба горниста. Чистый звук, призывающий немедленно в поход, разнёсся над всем окружающим пространством. Засуетились, забегали люди. Одни воины стали садится на коней и выстраиваться в колонну, другие отошли в сторону.
Дед поднял меня на руки, поцеловал и сказал, волнуясь — Ты меня помни, внук! Я тебе лично волю пошлю, если понадобится. Где бы я не был, будешь помнить — сила духа тебе будет! Это я могу. Прощай, Сергей! – он ещё раз прижал меня крепко к своим холодным медалям и отдал вновь Василию Буслаеву на помост. Тот поставил рядом с собой, на крепкую табуретку, ибо места свободного на площадке стало много. Дед ускакал к выстроившейся бесконечной колонне конного воинства, и вскоре я его перестал видеть.
Грянул известный мне с детства революционный марш, и грозное войско двинулось вперёд.
— Красная Армия, марш, марш вперёд!
Реввоенсовет нас в бой зовёт
— ревела над полем небесная музыка и ангелы басили с небес слова текста.
— Ведь от тайги до британских морей
— Красная Армия всех сильней!
Над полем, в голубом небе, проявился образ стоящей Богородицы с Богомладенцем в круглом медальоне на уровне груди. Ясно и с любовью глядела она вниз. Улыбнулась светло и воздев руки ладонями вверх зашептала что-то молящее.
— Матушка! Богородица благословляет! Всех! Ну, теперь будет дело! — радостно шептались вокруг. Лик Богородицы растаял быстро, а революционный марш гремел не прерываясь.
Колонна уходила в противоположную от нас сторону. Генералиссимус на белом коне, за ним маршалы, генералы, комиссары, и красноармейцы. Солдаты махали фуражками и касками остающимся воинам, смеялись, некоторые из казаков, куражась, вскакивали ногами в седло, свистели громко в два пальца, джигитовали шашками. Остающиеся, утирали слезу и салютовали мечами и саблями им вслед. Закончился революционный марш, его сменил «Прощальный марш славянки». А колонна всё шла и шла, и не было ей конца до самого горизонта.
Василий увёл меня на то место, на брёвнах, где мы до этого сидели.
— Посидим – сказал он и всхлипнул. Утёрся платочком. — Не взял меня дед твой, а я так просился! Что я здесь? Помнят меня ваши чуть-чуть, сняли когда-то под перестройку дурацкий фильм, лучше б не трогали тему, бездари.
— В Александре Невском тебя хорошо отобразили — не согласился я.
— Ха, сравнил! То Эйзенштейн! Талант от бога! Мы с ним здесь несколько раз пересекались. На брудершафт брагу пенную пили. Потом морды опухли, ясен пень. Я ему помог хорошо один раз. Меня что радует, Сергунь?
Сегодняшние ваши орлы киношные Васю Буслаева забыли. Не дай Бог! У вас сейчас такое время, что кто бы за что ни взялся, обязательно испохабят и опошлят тему. Хоть про космос, хоть про баскетбол, хоть про войну. Да, вообще, про всё! Такое время бездарностей. Не дай бог! Голову оторву. Ой, оставил меня, Фёдор Леонтьевич! – Вася закручинился и уронил буйну голову на грудь. — На связи, сказал, будешь, Вася. А я как поеду к нему с донесением, так и останусь там, на фронтах с тьмой погибельной. Не уеду, да и всё! Что он мне сделает? Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут. А я и в рядовых могу! Что я, не богатырь?! Опа-на! Ну, наконец, вот же они, гаврики.
Василий немедленно перестал переживать и стал собранным и властным. К нам подвели связанными двух человек в изорванной форме. Руки у них были закручены назад, лица разбиты в кровь. Смотрели на нас они с ненавистью, глаза пламенели демоническим светом. Не знаю, что это за свет, но вот у этих они точно этим светом и пламенели. Я с великим удивлением узнал тех самых полицейских, с кривыми демократизаторами, что смотрели на меня в парке Горького, в самом начале этой истории.
— Демонята – весело пояснил Буслаев. — За тобой посланы. Еле выпасли. Ведите их в наше хозяйство — распорядился Василий. – Сейчас подойду.
— Кто они?
— Раньше фашистам служили, с партизанами боролись, теперь у бесов на подхвате. Ну, что, Сергей, будем прощаться? Время твое здесь вышло, нельзя более без ущерба. Всё ты видел, мы ждём талантливого освещения события.
— Как-то бы ушедших вернуть, Василий?
— Всё в ваших руках. Действуйте в правильном направлении. Ничего до конца непоправимого пока не произошло. Пока.
Буслаев взял меня на руки и подбросил вверх, а я зажмурил глаза. Так показалось, что сейчас грохнусь, костей не соберу! Но нет. Красный шарик с изображением автомобиля с воскрешающей вестью — Победа! — который всю дорогу таскался за мной, привязанный на руку, вдруг наполнился огромной тягловой силой. Он взлетал вверх, всё выше и выше. Внизу стоял русский богатырь Василий Буслаев, ещё солдаты и офицеры в золотых и серебряных эполетах, бойцы в воинских нарядах других эпох русского государства, башкиры в разноцветных халатах и волчьих малахаях, джигиты в лохматых шапках. Все прощально махали мне руками. Они всё дальше и дальше, а я всё выше и выше. Облака. Туман белый. И вдруг пропало всё.
Я лежал у себя на кровати, рядом мурлыкала спящая жена, мне было вновь столько, сколько я прожил на этом свете. Коленка заныла. Я лежал и думал — сон это был или не сон? Так всё отчётливо, ярко, логично и страшно!
Я после этого весь день бродил в сомнениях — сон или не сон? А потом в верхнем ящике письменного стола нашёл фонарик. Такой же, как был у меня в самом раннем детстве, чёрный и с слегка поцарапанной линзой. Без батарейки, с движком и нажимной ручкой, чтоб светил. Не помню то ли отец, то ли дед подарил. Но все кричали – Серёжка, иди во двор жужжи! — А домашние поклялись, что никто мне его не подкладывал.
По телевизору птица говорун сказала, что без пенсионной реформы государству кирдык. Что смешанная группа лучших статистиков, экономистов и политологов из ВШЭ, после глубокого анализа процессов, пришли к выводу, что если срочно не предпринять мер, то к 2022 году, пенсионеров в России будет больше, чем электричек. И не все пенсионеры смогут комфортно, без очередей, отбывать, по мере желания, на свои садово-дачные землевладения. А известно, что если пенсионера лишить возможности выращивать себе к столу, своими руками, овощи и корнеплоды — социальный взрыв неизбежен.
Ещё фильм новый, дурацкий, по просьбе посмотрел, про войну отечественную. Там бывший белый офицер топором взвод немцев порубал. Мол, вот мы какие белые офицеры, не вам, краснопёрым чета! Главное, что характерно? История эта известная. Случилась с красноармейцем Овчаренко, молодым парнем из крестьянской семьи, Харьковской губернии. Смысл той истории в том, что при мужском традиционном воспитании и сильном духе, да за правое дело, наш солдат всех врагов порвёт на ломтики! При чём тут ненавидящий советы белый офицер? При чём, якобы, неумехи красные командиры?
В общем, сел я писать всё, что видел в воинском раю. И написал. Надеюсь, деду, Фёдору Леонтьевичу, там, где ему сейчас воюется, про это сообщат. Хочется, чтоб вернулись. Все. Всё.
https://gurianov-pavel.livejournal.com/168423.html
